О жизни на несколько стран, благотворительности и работе с легендами: оперная певица Людмила Монастырская в "Точці опори"

Людмила Монастырская — оперная певица, народная артистка Украины, солистка Национальной оперы, лауреат премии имени Тараса Шевченко. Имеет уникальный лирико-драматический сопрано. Поет на самых престижных оперных сценах мира: "Ла Скала" в Милане, королевский театр Ковент-гарден в Лондоне, Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Награждена орденом княгини Ольги III степени, а также государственной наградой Италии — орденом Звезды Италии. 

После вторжения России в Украину по личному приглашению генерального директора Метрополитен-опера Питера Гелба заменила россиянку Анну Нетребко в опере Пуччини "Турандот". Имеет двоих детей. 

В интервью Светлане Леонтьевой в программе "Точка опори" Людмила Монастырская рассказала о спектаклях за рубежом, работе с легендарным оперным певцом Пласидо Доминго, благотворительных выступлениях, о том, как иностранцы воспринимают войну в Украине и об отношениях с детьми.

Встретила войну на сцене за границей

— Уже несколько лет вы живете на несколько стран мира? Как часто теперь бываете в Украине? Как удалось вернуться во время войны? 

— Война меня застала в Неаполе, где у меня был контракт на партию Аиды. Я приехала в Варшаву, откуда уже летала на другие контракты. В Украину вернулась только в ноябре. 

— Сколько лет вы так живете на много стран? 

— Около пятнадцати. 

— В Украине бываете реже, чем где-либо, потому что у вас контракты с самыми известными сценами мира. В Киеве остались ваша мама, ваш брат, ваши дети. Помните, как узнали 24 февраля 2022 года о том, что началась война?

— Невозможно было в это поверить, был шок. К тому же, я не могла ехать в Украину, поскольку 26 февраля у меня был последний спектакль. На 27 февраля был билет в Киев, который пришлось заменить на Варшаву. 

Мама меня старается не беспокоить, когда я в рабочем режиме и особенно, когда заканчиваются спектакли, чтобы я качественно отпела. Уже я позвонила, потому что коллеги и все итальянцы начали расспрашивать, что к чему.

— Накануне в СМИ уже писали о том, что назревает война. Вы верили? Что говорили тогда ваши дети?

— Наверное, молодежь сейчас что-то чувствует лучше. Потому что мой сын Андрей перед этими бомбардировками вместе с девушкой уехал в Польшу. В апреле он вернулся, чтобы стать на учет в военкомат. Он очень советовал уехать моей дочери, но она осталась и на себе почувствовала первые дни и первые воздушные тревоги. Выезжала уже 26 февраля со своими тремя котами и собакой. С Аней я виделась летом. Она сейчас в Испании.

— Кто вам помогал? Ваши коллеги знали о ситуации?

— Моя коллега, которая родом из России, но очень давно уехала в Италию и выступает против войны, против их режима и агрессии. Она пыталась меня поддерживать. 

Это был тест на стрессоустойчивость. За границей все воспринимается хуже, чем здесь. Потому что здесь я знаю, хотя бы примерно, что к чему.

— Каким было ваше возвращение в Украину в ноябре?

— Мой Андрей очень стойкий, гиперволнение ему не нравится, особенно материнское. Это было очень волнительно. Столько месяцев не быть дома — это необычно как для них, так и для меня. Обычно я отрабатываю месяц или три недели и еду домой, снова — отработала и домой. 

— Из российских коллег кто-то к вам звонил что-то говорил?

— Звонили в первые недели. У меня был контракт, странная ситуация, на замену Нетребко опять же. Я пела в спектакле Джузеппе Верди "Набукко" в Ковент-гарден в Лондоне. Был январь. В постановке также участвовали российские коллеги. Одна из них, молодая, очень переживала, звонила.

Работа с легендой 

— В "Набукко" Верди вы неоднократно пели с Пласидо Доминго (легендарный испанский оперный певец, записал более 100 полных опер, — ред.) Каково было с ним работать?

— Он словно лучик света, такая особая положительная энергия, которая заряжает всех вокруг. Ходит все на репетиции. Когда мы падаем или перекатываемся из точки "А" в точку "Б", или другие мизансцены делаем, он все выполняет на уровне с гораздо младшими за себя. Корона не падает. Как человек, он прекрасен. Мне очень повезло и такая честь, что он обо мне очень тепло отзывался.

— Что-то говорил об Украине?

— Он даже мне звонил лично в марте, кажется. Мы иногда созваниваемся. Был очень опечален. Мне тогда много пришло писем и звонков, люди очень сочувствовали. Доминго был одним из них. Мы с ним много где работали вместе в разных странах: в Америке, Германии, Испании.

21-дневный тур по миру с Метрополитен-опера

— Вы долго не могли попасть домой, сразу начали заниматься благотворительностью. Много давали благотворительных концертов. Как люди воспринимали это?

— Появилось много приглашений в разные страны мира — либо участие в концерте, либо сольные выступления с оркестром. Чтобы быстро можно было из одного места в другое перелетать, мне пришлось быть в Варшаве очень долгое время. Летали во Францию, Италию, Германию, Балтийские страны, Соединенные Штаты, Великобритания, Шотландия.

— Расскажите о вашей истории с Метрополитен-опера. В августе вы делали благотворительный тур по сбору средств для Украины, которым руководила жена директора оперы. Сколько удалось собрать? 

— Нам не разглашают эти цифры. В марте сказали, что собрали 300 000 евро. В проекте Ukrainian Freedom Orchestra участвовали музыканты из Украины или украинцы, которые уже находились за границей. Этим оркестром руководила жена директора Метрополитен-опера Кэри-Линн Уилсон. Тур начался в Варшаве. Далее выступали в Альберт-Холле в Лондоне, в Шотландии, Франции, Германии, Нью-Йорке, Вашингтоне. Тур длился двадцать один день. За три недели было много интенсивных переездов.

— Вы рассказывали, что весь ваш концертный гардероб остался в Киеве. Как вы справлялись, во что одевались на этих концертах? 

— Когда я в Варшаве ехала в магазин с концертными платьями, мне позвонил директор Метрополитен-опера Питер Гелб и пригласил петь вместо Анны Нетребко. Решением театра было снять эту певицу со всех контрактов. Он пригласил меня именно на "Турандот". Почему именно меня — для меня это секрет. Потому что есть еще одна певица из Украины, которая эмигрировала и уже работала в "Турандот".

Это было очень неожиданно и странно, настораживающе. Я колебалась и даже отказывалась, потому что в нашей Национальной опере последний раз пела "Турандот" в 2015 году. Тогда я решила больше эту партию не трогать. Она и сам образ мне не импонируют.

Когда он мне разъяснил, как это все должно у них быть все, я согласилась, потому что это большая честь.

— Когда вы уже свои родные платья надели? 

— Это такое странное ощущение — эти десять месяцев, с февраля по ноябрь, прошли для меня словно два-три дня. Потому что все время была не в своей языковой среде, постоянно в напряжении и стрессе. Когда я наконец надела свое платье, сделала прическу, почувствовала себя очень уверенно на сцене. А это очень важно — быть уверенной.

— Вы выходили на сцену Метрополитен-опера с желто-голубым флагом. Как американцы воспринимают войну в Украине? Как встречали вас в других странах мира, когда вы выходили с нашим символом?

— Очень эмоционально поддерживали именно американцы. Трудно было сдерживать эмоции на сцене, потому что сам спектакль имеет счастливый конец. Но отмечу, что это была моя инициатива. Это был беспрецедентный случай, потому что у них не принято вклинивать политику в искусство. Я спросила разрешения у Питера Гелба где-то за три часа до начала. Мне разрешили выйти с флагом на сцену дважды: на премьере и на спектакле номер три. Всего было пять. Флаг он мне подарил на первом спектакле. Уже потом на других концертах я с ним так же выходила.

Российский репертуар и российские артисты за рубежом

— Не вся Европа отказалась от российских исполнителей. Например, та же Нетребко поет во Франции, Италии, Германии. Как вы к этому относитесь и что делать с великой русской культурой?

— Я и себя спрашиваю об этом. Какие-то свои залы она (Анна Нетребко, — ред.) там собирает, на премьеры. Знаю, что недавно у нее была "Аида" в Венской опере. Всем, кто меня спрашивает о Нетребко, я отвечаю, что не нужно о ней волноваться. Есть кому за нее это делать. Нам надо скорее о себе думать.

— Что делать с русскими операми?

— Сейчас наше руководство серьезно работает над тем, чем заменить то российское, которого много сняли с репертуара.

— Что-то новое вам предложили уже?

— Как ни странно, за границей мне периодически предлагают российский репертуар. Например, "Колокола" Рахманинова в Норвегии недавно. Я отказываю, конечно. Но они не понимают. 

— Почему, по вашему мнению, Европа до сих пор не понимает разницы? Уже почти год у нас идет война. 

— Потому что над ними оно не летает, не попадает, нет разрушений, они не волнуются за своих родных, не живут в этом стрессе. Спокойно пьют свою чашечку кофе. Моя миссия — разъяснять, чтобы до них дошло.

— Как вы относитесь к тому, что Национальная музыкальная академия Украины имени Чайковского не хочет лишаться имени Чайковского? 

— Мы не имеем морального права. Это наша форма протеста — что-то делать на культурном фронте. Хотя у Чайковского были вроде бы украинские корни, но все равно он является представителем российской школы искусств. А как сейчас можно пропагандировать что-то российское?

Любимые партии

— Вы много пели "Аиду". Это ваша любимая партия?

— Уже нет. Настолько много ее спела, что уже хочется чего-то другого. Был такой сезон, где я сделала пять новых ролей: "Норма" Беллини, "Манон Леско" Джакомо Пуччини, три роли у Джузеппе Верди: "Дон Карлос", "Трубадур" и "Сила судьбы".

— Какая ваша любимая постановка на сцене Национальной оперы?

— Если отталкиваться от самого образа и моей партии, то я очень люблю "Норму" Винченцо Беллини. Она многогранна: и жена, и мама, и дочь, и верховная жрица. Очень интересно перевоплощаться в разные образы в одной партии.

Семья и перемены внутри

— Что сейчас делают ваши дети, пока вы все время за границей? Насколько вы близки?

— Я очень бы хотела быть близкой. Мои дети рано начали отдельно жить, переехали в другие квартиры. Я бы очень хотела собраться поколениями за одним столом. Не могу сказать, что мы часто собираемся. Списываемся, созваниваемся. Дети сейчас не любят, чтобы их лишний раз допрашивали. Два слова — и все. Для меня это очень странно, потому что в мое время с родителями очень близкой была. 

— Что в вас самих изменилось за последний год? 

— Меня всегда тянуло домой, но сейчас особенно. Стала энергетически ценить нашу землю. Она вдохновляет, дает сил. Я обожала концерты на Софийской площади — здесь собор и там собор, словно какой-то портал. 

— Чего боитесь сейчас больше всего?

— Пожалуй, ничего не боюсь. Я стала стрессоустойчивой.

— Кто или что вас вдохновляет сейчас больше всего? 

— Возможно для кого-то это банально или странно, но мой президент меня вдохновляет. Он неожиданно из одного амплуа стал президентом, которым мы гордимся. И Вооруженные силы вдохновляют.

Предыдущие выпуски "Точки опоры":

• О графических дневниках войны, жизни в подвале и языковом вопросе: художница Алевтина Кахидзе в гостях у "Точки опори"
• "Я уже забыла, что я артистка": интервью с Ольгой Сумской в программе "Точка опори"
• Об искусстве во время войны и помощи армии: интервью с самым дорогим современным украинским художником Анатолием Криволапом в программе "Точка опори"
• О пении во время сирен, войне и счастье: интервью с оперной певицей Анжелиной Швачкой в программе "Точка опори"