Украина накануне войны, в войне и на пути к победе: интервью президента Зеленского изданию The Washington Post

Владимир Зеленский. Фото: president.gov.ua

Президент Украины Владимир Зеленский в Киеве 8 августа дал интервью американской ежедневной газете The Washington Post. Глава государства рассказал, какую информацию получал от западных партнеров до 24 февраля, с каким вооружением Украина встретила полномасштабное вторжение. Зеленский пояснил, почему нынешние санкции против РФ слабые, и как их можно усилить, чтобы действительно повлиять на президента РФ Владимира Путина.

— Когда в январе директор ЦРУ Уильям Дж. Бернс встречался с вами в Киеве, он сказал вам, что россияне попытаются высадиться в аэропорту Гостомеля. Какова была ваша реакция, когда это действительно произошло 24 февраля?

— Что касается аэропорта, то за полгода до вторжения, а может быть, и раньше, российские войска собрались на территории Беларуси. Мы обратились ко всем нашим партнерам, сказав им, предполагая, что они будут действовать именно так. Их целью было захватывать или бомбить ключевые объекты инфраструктуры. Они тренировались, у них были планы захватить аэропорт "Борисполь" и так далее. Я не знаю, сколько лет этим планам.

Некоторые из их методов были такими же, как у нацистов во время Второй мировой войны. Так что сказать, что они запланировали здесь что-то уникальное, нельзя.

Я не готов говорить обо всем, о чем информировал меня Бернс. Но основные его месседжи были об угрозах моей жизни. И это были не единственные сигналы, они шли отовсюду — от наших спецслужб, от зарубежных коллег и так далее.

Как только началось полномасштабное вторжение, наша экономика теряла от 5 до 7 млрд долл. в месяц. Это заработная плата. Вы прекрасно знаете, что деньги, которые нам дают наши партнеры, мы не можем тратить на выплаты военным.

Во всем этом заключается глобальный парадокс. Мне нужны деньги, чтобы не потерять свою страну. Но я не могу тратить эти деньги на военных.

Поэтому одновременно со взрывами и обстрелами у меня была безнадежная проблема. Я должен платить зарплату людям, которые идут туда и умирают. У меня не было времени на рассуждения, предупреждения, обязательства — у меня просто была задача. Я не должен позволить им оккупировать нашу землю, и я должен платить людям, которые умирают, защищая Украину.

Что касается предупреждений от тех или иных партнеров, то я им сказал: если у нас не будет достаточно оружия, нам будет трудно воевать. Мы будем бороться с ними, это точно.

Президент России Владимир Путин не хочет общаться уже три года. Вот и я не хочу слушать бред о том, что россияне готовы говорить. Все, что нам нужно, — это оружие, и если у вас есть возможность, заставьте его сесть со мной за стол переговоров. Я говорил именно об этом, потому что мы верили, что будет вторжение.

Вы не можете сказать мне: "Слушай, ты должен начать готовить людей сейчас и оповестить их о том, что им нужно откладывать деньги, им нужно запасаться едой". Если бы мы сообщили об этом, то я бы с октября прошлого года терял 7 млрд долл. в месяц, а в тот момент, когда россияне напали, они оккупировали бы нас за три дня.

Наше внутреннее ощущение было правильным: если мы посеем хаос среди людей перед вторжением, россияне нас уничтожат. Потому что во время хаоса люди бегут из страны.

Когда началось вторжение, мы были настолько сильны, насколько могли. Часть наших людей покинула страну, но большинство остались здесь, они сражались за свои дома, за свою землю. Если бы это случилось раньше, то в октябре в отопительный сезон нас как страны уже не было бы. Наше правительство не существовало бы, о нас уже забыли бы все. У нас была бы внутриполитическая война, потому что мы не имели серьезных финансовых программ. На созданном россиянами рынке возник дефицит энергоресурсов. Нам не хватило бы энергоресурсов. Мы бы не смогли выбраться из этой ситуации, и в стране был бы хаос.

Но одно дело, когда хаосом управляют. А в военное время по-другому управляешь государством. Вы можете открыть границу, закрыть границу, атаковать, обороняться. Вы можете контролировать свою инфраструктуру. Совсем другая ситуация, когда у вас нет военного положения, а есть государство, которым управляет огромное количество разных чиновников. А минус 7 млрд долл. в месяц, даже без оружия — это тяжелая война для нашей страны.

— Вы лично верили, что полномасштабная война будет?

— Знаете, в это тяжело поверить. То, что они будут мучить и убивать людей и что это их цель? Никто не верил, что это будет так. И никто этого не знал.

А теперь все говорят, что мы вас предупреждали. Когда мы сказали, дайте нам конкретику — откуда они возьмутся, сколько людей и так далее — у всех была такая же информация, как и у нас.

И когда я сказал: "Хорошо, если они идут сюда и здесь будут тяжелые бои, можем ли мы получить оружие, чтобы остановить их?" Зачем мне все эти предупреждения? С февраля, даже с января, когда в СМИ было много чего, украинцы перечислили больше денег, чем украинцы получили помощи за границей. С депозитов сняты десятки миллиардов долларов, так что украинцы потратили в Европе намного больше денег, чем то, что украинцам дали, при всем уважении.

Это гибридная война против нашего государства, против Украины. Был энергетический удар, был политический удар — хотели смены власти внутри страны. Третий удар был осенью — финансовый. Им нужен был курс нашей валюты военного времени, чтобы у нас не было бензина. Вот и сделали все так: топлива не было, газа у нас не было, нас отрезали для того, чтобы отопительный сезон привел к дестабилизации внутри страны, и чтобы люди знали, что есть риски девальвации валюты.

В общем, их целью было, чтобы мы перестали существовать как страна. Вот на что они делали ставку. Мы не пошли на это. Пусть в будущем люди будут обсуждать, правильно это было или нет. Но я точно знаю — мы обсуждали это каждый день на заседаниях Совета национальной безопасности и обороны Украины (СНБО). У меня было ощущение, что россияне хотели подготовить нас к капитуляции страны. И это страшно.

— Я понимаю ваши опасения по поводу сеяния паники и подрыва экономики, но что бы вы сказали тем украинцам, которые сейчас говорят: "Я бы хотел эвакуировать свою семью или просто быть лучше подготовленным"?

— Все три месяца зимы — декабрь, январь и февраль — украинцы выводили деньги из нашей экономики. Мы могли бы быть строгими в этом отношении, но мы не позволяли ни Нацбанку, ни кому-либо еще ограничивать возможность людей забирать свои деньги. Хотя мы прекрасно понимали, что это отразится на экономике страны.

Свобода, которой обладают люди в демократической стране — это свобода, которую имели наши люди. Они имели доступ ко всей доступной информации. Извините, то, что я не рассказал им о заговоре россиян что-то со мной сделать и обо всем, что мне докладывали спецслужбы: "Ты должен забрать свою семью". Я сказал им: "Как вы себе это представляете? Я увезу свою семью, а люди останутся здесь? Я не могу этого сделать". Наша земля — единственное, что у нас есть, мы останемся здесь вместе. А потом случилось то, что случилось.

— Если США точно знали, что грядет полномасштабное вторжение, дали ли они вам достаточно оружия, чтобы защитить себя, до 24 февраля 2022 года?

— Я благодарен США за то, что у нас есть сегодня, за военную помощь. Но мы должны иметь четкое представление о том, что у нас всегда было оружие с советских времен. У нас никогда не было оружия НАТО. Тот минимум, который у нас был с 2014 года, на мой взгляд, недостаточен.

Серьезное оружие, вроде ракетных систем HIMARS ("Хаймарс"), которые мы сейчас все видим, или, скажем, 155-миллиметровая артиллерия, я уже не говорю о танках и авиации — ничего этого у нас не было и не было возможности купить это. Единственное, о чем мы договорились, это военные дроны, "Байрактары" и так далее. Но при всем уважении, с дронами воевать нельзя.

С тех пор, как началось полномасштабное вторжение, все, о чем я прошу — закрыть небо, потому что если бы небо было закрыто, у нас не было бы всех этих смертей. В свою очередь мы предлагали альтернативу закрытому небу — самолеты.

У нас никогда не было такой возможности закрыть небо. Мы и сейчас говорим о том, что было до войны, что было в 2014 году. Но какой в этом смысл, если даже сегодня, когда идет война у нас в стране, мы не имеем возможности закрыть и обезопасить небо.

— Вы получили объяснение, почему до 24 февраля вам не предоставили больше оружия, если Вашингтон знал, что будет вторжение?

— У меня нет никаких претензий. Но когда кто-то утверждает, что они посылали нам какие-то сигналы, я говорю им: "Пришлите нам оружие".

Как только мы получили серьезное оружие — я им сказал: "Наша страна не исчезнет, мы готовы воевать, только дайте нам оружие".

Послушайте, никто не хочет воевать с Россией. Все хотят победы Украины, но никто не хочет воевать с Россией. Вот и все.

И именно поэтому мы должны были решить, как оставаться сильными и едиными. Если никто не хочет с ними воевать, все боятся —  извините, тогда мы будем решать, как это сделать, правильно это или нет.

Но война пересечет границы Украины, вглубь Европы, так что, пожалуйста, пришлите нам оружие, ведь мы тоже вас защищаем. И в ответ нам начали давать оружие.

— Что касается Херсона. Что можно сделать, чтобы "референдум" там не состоялся? Что бы вы попросили у своих западных партнеров, чтобы помочь вам остановить это?

— Только с применением санкций они могут предпринять решительные и конкретные шаги. Потому что незаконный "референдум" и аннексия Херсона, что собираются сделать россияне, — это нарушение любого международного права. Это не имеет никакого смысла. Но страны могут ввести ограничительные санкции. Например, запрет на въезд всех граждан РФ в страны Евросоюза. Я думаю, что это хорошие санкции.

В этих санкциях нет ничего, что отнимало бы имущество или человеческую жизнь. Я с самого начала сказал, что считаю самыми важными санкциями закрытие границ, потому что они отбирают чужую территорию. Что ж, пусть живут в своем мире, пока не изменят свою философию.

Лично мое мнение — все санкции слабые. Полного эмбарго на поставки энергоресурсов нет, границы не закрыты.

Какими бы ни были граждане РФ — есть те, кто поддерживает и не поддерживает — их дети там, учатся за границей, в школах, вузах и так далее. Пусть едут в Россию. Ничего страшного в этом нет, пусть живут в своей стране. Не навсегда, но пусть они вернутся хотя бы на год. Только тогда они поймут.

Они говорят: "Мы здесь ни при чем, и все люди не могут нести ответственность". Они могут. Они избрали эту власть.

Россияне, которые публично выступают против войны, — это единичные случаи, и эти люди сидят в тюрьмах. Пусть россияне едут домой, пусть все едут к себе в Россию. Вы хотите эту изоляцию, не так ли? Ты говоришь всему миру, что весь мир будет жить по твоим правилам. Ладно, тогда иди туда и живи там.

Что это нам даст? Это единственный способ повлиять на Путина. Потому что у этого человека нет другого страха, кроме страха за свою жизнь. И его жизнь зависит от того, угрожает ему его внутреннее население или нет. Больше ему ничего не угрожает. Поэтому когда его население будет давить на его решения, тогда будут и результаты. И война закончится. Это очень понятные санкции, они очень простые. Дело не в деньгах, не в газе или трубах, и не в том, что зимой у немцев не будет тепла. Просто закройте границы на год и увидите результат.

Медиапартнеры
Прямой эфир